Я попытался после расспросить Сергея про это, но он только смеялся и отшучивался.

А потом через год опять встречаю Сергея в аэропорту. И снова у него коробки эти. Куда летишь, спрашиваю. Подошел ближе, слышу – из коробок птичий щебет. Он говорит: куда-куда, в Африку. Ну, я, конечно, не поверил. А потом как услышал, что наш «Антей» там гробанулся, так у меня в голове сразу и щелкнуло: твою мать, простите, это ж Серегиных рук дело!

Про катастрофу в Намибии вы, наверное, знаете?

Турецкий нехотя кивнул.

– Можно еще сигарету? – попросил Савельев и, закурив, продолжил рассказ: – После Намибии мы больше года не виделись с ним.

А за две недели до того дня, когда упал наш самолет, я неожиданно встретил его у проходной завода. Он был с Резником. Они перевозили на склад опять какие-то коробки. Мне так херово стало, не пересказать, извините.

А в день вылета я снова увидел Бурчуладзе в аэропорту. Он меня не видел, но я так перепугался. А когда мы пошли на посадку в свой самолет, вдруг увидел, как по параллельной взлетной полосе несколько рабочих с Бурчуладзе повезли знакомые мне коробки.

Наш «Антей» готовился к взлету. Мы уже подогнали самолет к разгоночной полосе. И здесь я не выдержал. В общем, сбежал я… Не, вы не подумайте, я не специально. Я просто перетрусил. Сначала думал: ну его, вообще больше летать не буду. Всякая ерунда в голову лезет. Надо же, сам себя так завел. А уже когда шел к дому, тут все и случилось. Как я там на месте не сдох – убейте, не понимаю.

Савельев впервые после начатого рассказа надолго замолчал. Он закурил еще одну сигарету. Турецкий с трудом скрывал к нему неприязнь.

– Я б чего-нибудь выпил, – жалко улыбаясь, сказал вдруг штурман и пошел на кухню.

Александр настороженно последовал за ним.

– Да не убегу я никуда, – усмехнулся штурман, глядя на Турецкого. – Некуда мне бежать.

Савельев нашел в кухонном шкафу недопитую бутылку коньяку. Это был тот коньяк, который Турецкий пил когда-то с Еленой. Александру стало особенно неприятно, когда Савельев налил этот коньяк себе в стакан и залпом выпил. Они вернулись в комнату.

– А почему вы после катастрофы решили скрыться? – спросил Турецкий.

– Так понятно же! – Захмелевший Савельев нагло и злобно посмотрел на Турецкого. – Испугался! Не понимаешь, да? А ты бы не испугался? Когда тебя хотят угрохать вместе с самолетом и неизвестно за что! Не испугался бы?

– Почему вы не предупредили экипаж, не поделились своими подозрениями с коллегами, со своими товарищами? Вы знаете, сколько погибло людей на этом стадионе?

– Это только говорить хорошо – не предупредил, не поделился, – взвился Савельев. – А чем я мог поделиться? Своими предчувствиями, бредом? Теперь легко советовать, а ты на мое место бы встал тогда, а? Я б на тебя посмотрел!

– Ладно, рассказывайте дальше! – прервал Турецкий штурмана.

– Я сразу же после катастрофы отправился к Бурчуладзе. Больше идти мне было некуда. Сергей вначале испугался, увидев меня, а потом даже успокоился. Но только сказал, чтобы я никогда и ни о чем не расспрашивал его в связи с этой катастрофой.

– Кто убил Сабашова? – неожиданно спросил Турецкий.

Савельев испуганно посмотрел на следователя.

– Резник! – тихо ответил штурман. – Он неожиданно приехал в тот день к Бурчуладзе. Сергей спрятал меня в сарае. Но я слышал, как Резник говорил, что Сабашов вышел на их лабораторию птиц. Что следствие стало копать Намибию, подобралось к Бурчуладзе и давило теперь в связи с этим на Лебедева. Потому, сказал Резник, ему пришлось убрать директора завода. И теперь требовалось, чтобы Бурчуладзе убил Сабашова. Резник кричал, что Сабашов в ближайшее время появится здесь, чтобы взять Сергея. Но Сергей отказался убивать. И Резник уехал.

Бурчуладзе после его отъезда стал сам не свой. И в конце концов сказал, что Резник убьет Сабашова и что мы должны предупредить следователя. Сабашов, по словам Резника, должен был искать нас на одной из наших стоянок, где мы давно не появлялись. Мы отправились туда на лыжах. Когда уже подъезжали, услышали пальбу. А потом увидели, как уезжает машина Резника. А на снегу лежит человек. Бурчуладзе подошел к нему. Это был Сабашов. Он был мертв. Мы решили, что ему уже не поможешь.

А через несколько дней как-то утром я услышал, что Сергей с кем-то разговаривает у избушки. Это снова приехал Резник. Они жутко ругались. Бурчуладзе обвинял Резника в том, что тот убил Сабашова и что теперь следы этого убийства выведут на него, Сергея. А Резник ему ответил, что все подозрения падут на Савельева, то есть на меня. Потому что Сабашов был убит из моего ружья и моими патронами. Бурчуладзе рассвирепел. Резник с трудом вырвался из его рук – казалось, что Сергей его придушит. Они уже разошлись в разные стороны. Резник собрался уезжать, а Сергей возвращался к дому. И тут раздался выстрел. Это выстрелил Резник. А Бурчуладзе упал.

– А зачем вы убегали от наших сотрудников, да еще отстреливались? – спросил Турецкий.

– Я уже плохо соображал, от кого убегаю. Просто понял, что следующим после Бурчуладзе буду я. Меня уже подставили под убийство Сабашова, да и под Бурчуладзе тоже. Потому я был уверен, что меня тоже уберут.

– И тогда вы решили прийти сюда, – произнес Турецкий.

– Нет. Тогда я пошел к Резнику. Если бы я пришел к вам, вы бы мне все равно не поверили.

– А сейчас? – спросил Турецкий.

Савельев пожал плечами.

– Сейчас у меня просто не осталось никакого выбора. Особенно после Резника, – сказал штурман.

– Чем же вас так Резник припер? – усмехнулся Турецкий.

– Я сам себя припер! – обреченно произнес Савельев и тихо добавил: – Это я убил Резника.

У Турецкого нервно дернулась губа. Хорошо, что Савельев этого не заметил.

– Я не хотел его убивать. У меня просто сдали нервы. От страха и неопределенности. Хотел только сильно напугать, чтобы он, гнида, тоже теперь жил в страхе. Так же, как и я. Не хотел я убивать, понимаете? Я просто держал пистолет, хотел попугать, посмотреть, как он бьется в падучей от страха. Я не хотел убивать!…

Елена стояла у холодной стены, глядя прямо перед собой – отрешенная и независимая. Увидав Турецкого, спокойно взглянула на него – без вызова, но с достоинством.

«Потрясающее у нее свойство – собираться в самые тяжелые моменты жизни, – с восхищением подумал Турецкий. – А вот в пустяках теряется. Но это чисто женское».

Александр встал рядом с ней, так же оперевшись спиной о стенку.

– Ты меня простишь? – наконец тихо спросил он и повернулся к ней, чтобы посмотреть в глаза.

Она вопросительно взглянула на него.

– Что еще? – произнесла она, и голос ее дрогнул.

Турецкий поспешил объяснить:

– Ты свободна и можешь идти!

Она усмехнулась:

– Спасибо.

Он услышал в ее голосе знакомые язвительные нотки. И больше ничего. Ни тени удивления, никаких расспросов.

Елена спокойно собрала пакет с вещами и вышла из камеры.

Турецкий шел за ней следом по коридору.

– Я тебя отвезу, – сказал он, открывая ей дверь на улицу.

– Нет, – твердо ответила Савельева.

Турецкий все же вышел за ней на улицу. И увидел там внука Сабашова. Юрка тут же подбежал к Савельевой. Как будто бы ждал ее.

– Елена Георгиевна, я вас провожу! – засуетился парень вокруг учительницы.

Он взял из ее рук пакет, и они пошли вдвоем по улице. Турецкий долго смотрел им вслед.

Уже ночью она сама позвонила в гостиницу:

– Ты можешь сейчас срочно ко мне приехать?

– Что случилось? – насторожился Турецкий.

– Я не могу об этом по телефону.

– Хорошо. Сейчас еду.

Турецкий с трудом поймал машину. Он мчался к Савельевой, пытаясь представить, что еще могло у нее или с ней произойти? Что это за женщина такая, которая просто притягивает к себе неприятности?

Когда он вошел в ее квартиру, напряжение его достигло предела. Она молча кивнула ему в сторону спальни. Турецкий осторожно вошел туда, держа под плащом пистолет наготове, и быстро оглядел комнату. В спальне было пусто. Он повернулся к Елене и вопросительно взглянул на нее.