Турецкий похлопал Сабашова по плечу. Но тому сейчас было не до шуток.

– Тогда зачем ему нужно было снимать эту муляжную бабу? – серьезно спросил он.

– А вот это уже хороший вопрос, – перестал подтрунивать Турецкий. – Вы, Валентин Дмитриевич, занимались когда-нибудь фотографией?

– Да так, щелкал семью на память.

– Я, конечно, тоже дилетант, но, по-моему, здесь фокус не на «женщину». А на птиц.

– Похоже, похоже, – оживился он.

– И композиционно все на фотографии так…

– Как будто бы его женщина не очень интересовала, – перебил Сабашов.

– Еще бы! Кого может заинтересовать муляж?

– Тогда получается, что его интересовали голуби, – Сабашов снял очки и протер платком линзы.

– Как заядлого голубятника его, конечно, могли интересовать голуби. Но, наверное, не такие вот – обычные, как эти.

– Верно. Здесь действительно не декоративные голуби. А у Савельева всегда были только редкие, породистые.

Звоня в дверь Савельевой, Турецкий был рад тому, что имелся для визита деловой повод. После той ночи они больше не виделись. И хотя Турецкого так и подмывало позвонить, он вначале решил повременить, им обоим надо было подумать.

Он не был уверен, что в ту ночь Елена не поддалась всего лишь минутному желанию. А значит, после мог быть момент раскаяния. Он знал, что в таких вопросах спешить нельзя. Женщине нужно дать время опомниться.

Когда Савельева открыла дверь, Турецкий уловил, что в первую секунду она не знала, как ей себя вести. Елена вежливо предложила ему войти. И Турецкий понял, что она решила держать дистанцию.

«Хорошо», – принял ее правила игры Турецкий.

– Вот, дела снова привели к вам, – сказал Турецкий, доброжелательно улыбаясь.

– Попробую вам опять помочь, – усмехнулась Елена.

В этой фразе было столько женского обаятельного сарказма и ядовитости, что Турецкий с восхищением подумал: «Все-таки она потрясающая женщина!»

– У меня есть для вас некоторые новости, – сказал он вслух.

Александр увидел, как Елена напряглась, как испуганно посмотрела ему в глаза.

– Не буду вас томить, – он сделал паузу. – И начну с главного. Я нашел эту женщину с голубями.

Савельева глубоко и судорожно выдохнула.

– Кто она? – с трудом задала Елена вопрос, хотя в эту минуту ее интересовало другое.

– Во-первых, она оказалась не женщиной.

Елена не обратила внимания на последнюю фразу Турецкого.

– И он с ней? – задала она то, что ей хотелось узнать в первую очередь.

– Нет, он не с ней, – ответил ей Турецкий.

– Вы в этом уверены? И не был у нее?

– Может быть, вас перестанут волновать эти вопросы, если я еще раз повторю, что она оказалась не женщиной. В буквальном смысле.

Савельева с непониманием взглянула на Турецкого и странно усмехнулась. Это была замечательная усмешка. Губы Елены дрогнули чувственно и вызывающе.

Турецкий тяжело сглотнул и принялся рассказывать ей о том, как была найдена муляжная женщина. Он закончил со смехом, но увидел, что Елена вовсе не улыбается. Она о чем-то напряженно думала.

Турецкий правильно понял ее мысли и потому без предисловий задал следующий вопрос:

– У вас есть какие-нибудь соображения по поводу того, где он еще может быть?

Она покачала головой:

– Чтобы были какие-то соображения, нужно понять хотя бы причины, по которым он скрывается!

– Скрывается? – заинтересованно переспросил Турецкий. – А почему вы думаете, что он именно скрывается?

– Нет, я не хотела так сказать. В общем, я не понимаю, почему он не хочет меня видеть, почему никому не сообщил, где он сейчас.

– А раньше нечто подобное бывало?

Елена неопределенно пожала плечами. Но Турецкий понял, что думает она сейчас о другом.

– Хотя с другой стороны, это на него похоже. Если он и принимал какие-то поворотные решения в своей жизни, то обычно не ставил в известность близких.

– Значит, никаких предположений у вас нет?

Она отрицательно покачала головой.

– Если что-то вспомните, вы знаете, где меня найти, – коротко сказал Турецкий и встал, собираясь уйти.

– Знаю, – растерянно подтвердила Елена.

Она посмотрела на него, и от Турецкого не скрылось ее разочарование по поводу того, что он уходит.

Елена все время, пока они не виделись, весьма противоречиво думала о происшедшем между ними в ту ночь. Вначале она решила, что это был лишь мимолетный порыв. И что она быстро поставит Турецкого на место, когда он снова придет к ней. Но он не приходил.

«Ну и хорошо, что все обошлось без лишних объяснений», – обрадовалась Савельева, когда поняла, что он может не прийти совсем. Два дня после этого она старалась вообще о нем не думать. А потом стала злиться.

И вот теперь Турецкий, выяснив свои служебные вопросы, просто встал и собирался уйти, как будто бы ничего и не было в прошлый раз.

Елена поднялась, чтобы проводить его. Руки ее беспокойно теребили манжет блузки. Она хотела казаться спокойной, но чем больше пыталась успокоиться, тем больше нервничала.

Турецкий понял ее состояние. И почувствовал, что именно к такой Елене – нервной и взволнованной – его влечет. Александр взглянул на ее руки, которые продолжали мять манжет. Сделал к ней шаг. Руки ее замерли.

– Хочешь, чтобы я остался? – спросил Турецкий и, не дожидаясь ответа, обнял ее.

Она дала себя поцеловать, но при этом губы ее не ответили на его поцелуй.

– А ты этого хочешь? – тихо произнесла она, когда Турецкий снова вопросительно посмотрел в ее глаза.

Вместо ответа он осторожно расстегнул верхние пуговицы на ее блузке.

Еще в прошлый раз Турецкий заметил, что Елена очень чувственна и требует особо нежного отношения к себе в постели. Чем легче было прикосновение к ее телу, тем более бурной была ответная реакция.

Такие женщины были редкостью и находкой для любого опытного мужчины. С такими женщинами нельзя было спешить, но и медлить тоже. Они могли быстро возбудиться, но и также быстро угаснуть. Их нужно было чуть «дразнить», томить, максимально распаляя до того момента, когда они уже не в силах сдерживать свое желание. Удовольствие для них легко совмещалось с приятным мучением от ожидания.

Турецкий расстегнул лишь несколько пуговиц. И достаточно долго его рука и губы ласкали только ее шею, мочки уха, иногда приближаясь к груди, но так и не касаясь набухших от желания сосков. Он приближал к ним иногда свои губы – сантиметр за сантиметром – и тогда чувствовал, как Елена замирала вся в ожидании прикосновения к груди, как закрывала в сладостном томлении глаза, задерживала дыхание. Он долго и медленно целовал ее.

И вот Елена резко выдохнула, когда наконец-то почувствовала его губы на своей груди.

Когда они были уже в постели, она стала более порывистой, хотя и пыталась себя сдерживать. При всей своей порывистости она была очень внимательна к нему. Ей хотелось показать себя опытной женщиной. Александр с улыбкой отметил, с каким азартом она пытается угадать моменты, когда ему наиболее хорошо.

Они достигли высшей точки одновременно. При этом оба почувствовали, что полученное удовольствие у каждого как бы удвоилось от этого.

Они лежали разгоряченные и расслабленные. Турецкий хотел поцеловать Елену, но она мягко отстранилась от него. Александр понял, что в отличие от большинства женщин, которые после кульминации медленно продолжали остывать от желания и их приходилось еще осторожно ласкать, доводя до полного расслабления, Савельева в этом больше походила на мужчин. После вершинной точки она мгновенно успокаивалась.

Турецкий слушал, как течет в душе вода. Елена долго не возвращалась из ванной.

"Наверное, опять пытается прийти в себя и осознать, что она «натворила», – с улыбкой подумал Турецкий.

Александр нашел сигареты и закурил.

«Она не столько умелая, сколько интуитивная и чувствительная, – с восторгом подумал он о Елене. – За пару месяцев любой опытный мужчина сделал бы ее потрясающей любовницей».