– Там хоть болельщики остались их поминать. А здесь вся команда на тот свет вместе со своими болельщиками, – продолжили рядом.

Кладбище находилось недалеко. Однако было подано несколько автобусов. К ним двинулись пожилые женщины и старики. Остальные пошли пешком.

Отдельной группой стояли родственники и близкие погибших школьников. Пришли проститься со своими одноклассниками их сверстники. Здесь же были и Сабашов с внуком Юркой. Валентин Дмитриевич испуганно поглядывал на пытавшегося скрыть слезы внука. Юрка стоял возле гроба друга Вовки.

– Шею закрой шарфом,– растерянно говорил внуку Сабашов.

В день катастрофы Юрка рвался на стадион. Но женщины – мать и бабка, – вопреки протесту Сабашова, решили наказать парня и не пустили на хоккейный матч. Накануне в его куртке они нашли пачку сигарет. И теперь, стоя на похоронной церемонии рядом с невредимым Юркой, Сабашов был рад нашедшейся тогда у Юрки пачке сигарет. И больше не осуждал позорное женское любопытство, которое спасло жизнь его внуку.

Траурный митинг подошел к концу. На несколько минут к родственникам погибших школьников подошла Савельева.

– Примите искреннее соболезнование, – тихо произнесла учительница тяжело дававшиеся ей слова.

– Ох, Елена Георгиевна, у вас ведь у самой… – не закончив фразу, заплакала женщина.

– Примите и наше соболезнование, – подался вперед один из мужчин.

Елена Георгиевна молча кивнула в знак благодарности и поспешила к гробу мужа. Уходя, она на несколько секунд остановилась перед гробом Вовки, поправила цветы на его венке. У Сабашова сжалось сердце.

Гробы летчиков стояли рядом. Их родственники тоже держались вместе, по привычке. Жена второго пилота Витрука, Маша, труп которого не нашли, пришла на похороны с утра. Ей показалось, что ее встретили напряженно. Она несмело приставила свой венок сбоку, но почему-то он смотрелся одиноко и неприкаянно. Маша хотела помочь женщинам разложить цветы, но ее постепенно оттеснили, и было непонятно, случайно это или нет.

Снег валил крупными хлопьями. Ребенок рисовал самолетики на снегу, который ложился на гроб его отца. Мать грубо отдернула мальчика, и он заплакал. Маша стала успокаивать малыша, взяла его на руки. Но вдова тут же отобрала у нее ребенка.

– Ну зачем ты так, Настя? – сказала жена радиста.

– Потому что моего сейчас на три метра в землю, а у нее…

– А у нее не нашли. Настя, успокойся. Ей, может быть, хуже, чем нам, – пыталась успокоить Настю другая женщина.

– Никогда ей не было хуже. Потому что он всегда выходил сухим из воды. Всему экипажу доставалось, а он всегда чистенький! И теперь всех нашли, а его нет…

– Настя, перестань! – не выдержала и закричала жена радиста.

И хотя Настя замолчала, но Маше стало совсем невмоготу находиться рядом с родственниками погибших летчиков. Она почувствовала себя виноватой оттого, что останки ее мужа не были найдены, что поползли слухи о том, что он, может, спасся. «Неужели он так сгорел, что от него вообще ничего не осталось?» – мучительно думала она, чувствуя себя лишней среди этих знакомых людей, вдруг ставших ей чужими.

Сильный порыв ветра повалил несколько венков. Беременная вдова, стоявшая рядом, подняла их, кроме венка Маши. И он сиротливо остался лежать. А все это будто не замечали. И тогда Маша развернулась и побежала прочь.

Турецкий не любил похороны и старался всячески их избегать. Не любил по одной причине – ему было жаль не только умерших, но и оставшихся в живых. Потерянные и ошеломленные, они смотрели на смерть своих близких, и в глазах их часто читался вопрос: зачем все это, если конец один?

Когда была подана команда и заиграла траурная музыка, Манченко взялся помогать нести гроб штурмана Савельева. Лебедев тоже нес чей-то гроб.

Елена Георгиевна вместе с родственниками и близкими Савельева шла за гробом мужа. Турецкий узнал ее. Да, это была та самая «Снежная королева». Но сейчас Турецкий думал не об этом. Он отметил в ее лице что-то похожее на застывшее удивление. Казалось, что женщина пыталась соединить хоть каким-нибудь смыслом свою жизнь с тем, что происходило в данную минуту.

Траурная процессия медленно двигалась по главной улице Новогорска. Даже при таком количестве народа не слышно было ни слова. И вдруг раздался дикий женский крик: это бежала к траурной процессии жена второго пилота Маша. Музыканты от неожиданности сбились. Задыхаясь, Маша тащила за собой какого-то пожилого мужчину. Подбежав к Савельевой, она оттолкнула ее от гроба с криком:

– Это не твой муж, это – мой!

Жена второго пилота кинулась на гроб, подписанный фамилией Савельева, рыдая и причитая. Гроб покачнулся, чуть не упал. Его поставили на снег. Машу попытались успокоить родственники Савельева. Получилась какая-то безобразная сцена, когда Савельева сначала пыталась успокоить Машу, уговорить ее, но та и не думала успокаиваться. Она просто безмолвно отталкивала Савельеву от гроба и распихивала родственников.

– Умом тронулась, – тихо, без улыбки сказал кто-то.

– Это не я умом тронулась! Это она умом тронулась! – тут же обернулась к сказавшему Маша. – Это мой муж! Мой! Меня никто не спросил! Даже не подумали! Конечно! Чего ее спрашивать, пусть мучается!

– О чем спросить? – придвинулся к Маше Сабашов.

– Про фотоаппарат! – Она что-то вспомнила и стала рыскать глазами по завороженно застывшей толпе. Потом метнулась, схватила за рукав бритого наголо парня и толкнула его в сторону Сабашова. – Фотоаппарат он дал! Он! – кричала она, будто обвиняя мужчину в этом. – Ты давал, да? Ты ж мне только что сказал!

– Да, – согласно кивнул парень. – Как раз перед полетом и дал.

Савельева обессиленно опустилась на снег. Несколько секунд она сидела неподвижно и, казалось, от перенапряжения готова лишиться сознания. Потом Елена встала и, чуть покачиваясь, пошла вдоль траурной процессии в противоположную сторону. Свекровь догнала ее.

– Не надо! Оставьте меня! – резко одернула ее Елена Георгиевна.

Сабашов направился было к учительнице, но Турецкий опередил его и знаком показал, чтобы тот оставался на месте, с обезумевшей женой второго пилота.

– Я попрошу отвезти ее домой, – сказал Турецкий Сабашову, кивнув в сторону Савельевой.

Александр догнал Елену Георгиевну, взял ее под руку.

– Вас отвезут домой, – сказал он ей.

Он повел Савельеву к служебной машине, которую ему выделили в местной прокуратуре в первый же день приезда в Новогорск.

Возле машины они остановились.

– Что это было? – спросила вдруг Елена.

– Вам нужно сначала успокоиться.

– Я спокойна.

– Может, вы хотите вернуться? – спросил Турецкий.

– Да, вернуться, – не сразу тихо сказала она и тут же громко перебила себя: – Нет, не хочу.

– Отвезите ее домой, – кивнул Турецкий шоферу и помог Савельевой сесть в машину. – А мы все проверим.

Машина уехала, а Турецкий все глядел ей вслед. Его не столько удивила сцена на кладбище, сколько эта женщина, которая вдруг отказалась от похорон собственного мужа, словно была к этому готова…